Что остаётся маленькому, напуганному, возомнившему себя центром вселенной жеребёнку, когда добрая большая тётя уходит, а ещё... одна... две... три остаются рядом и ты не знаешь, чего от них ожидать? Смех покрутился на месте; небо сделалось стеклянн-прозрачным, и в его свете красное поле потускнело, умерло, как нежный цветок среди жгучей пустыни.
Жеребёнку и думать не пришлось: Шунара уходила, кобылица лунного окраса так выразительно и так безмолвно смотрела на него, что Смех почти физически увидел её мысли - кто с кем куда пойдёт. И Смех решил - взвизгнул, взлягнул задними ногами и отчебучил шутку на прощание: куснул здоровенную вороную кобылу за ухо, показал язык Лунной, опять метнулся к той, вороной, чтобы дать точёным копытцем под коленку... и убежал.
Крылья Шунары покачивались впереди, и Смех ухватился за перья зубами, чтобы не отстать, не упустить из виду  и просто чтобы чувствовать себя храбрее.