---Одиннадцать месяцев спустя происшествия в замке.
По светло голубому небу бежали облака. Маленькие белые барашки играли друг с другом в догонялки. Солнечный свет становился то нестерпимо ярким, то приглушенным, когда его лучи путались в шерсти очередного барашка. Высокие сосны, глядя на это безобразие,  качали верхушками. Их монотонное бормотание убаюкивало, заставляло мысли уноситься вдаль, вместе с резвыми пушистыми облачками. Да, погода дарила умиротворение, которого так не хватало несколько последних дней.
На небольшом пригорке лежала черная лошадь. Вернее, она когда-то была черной. Длинная шерсть превратилась в темно - серую, а в гриве и хвосте появились белые волосы. Лошадь лежала на боку, вытянув мохнатые ноги. Глаза ее были закрыты, бока тяжело вздымались. Воздух с хрипом вырывался из легких, словно что-то мешало ему вырваться наружу. На морде – полоски запекшейся крови. Особенно много их около рта. Но лошадь не была ранена. В таком случае она еще могла выкарабкаться. Все обстояло намного хуже. Но сегодня, в этот солнечный и теплый денек вновь появилась надежда.
Проснувшись сегодня утром, Натера  с удивлением обнаружила, что ее болезнь отступила. Не было жутких, выворачивающих на изнанку болей в животе, ее не рвало кровью и даже дышать стало легче. Солнце, наконец, заглянуло в измученную душу. И кобылица начал верить. Верить, что все еще обойдется, что она переживет эти оставшиеся пару дней. Что избавится, наконец, от той твари, что так нещадно мучила ее столько времени. Но тень, предчувствие беды, не смогло изгнать даже всемогущее дневное светило. Существо внутри кобылы давало о себе знать легкими толчками в живот. От них Натера вздрагивала, дыхание замирало в предчувствии новой порции боли. Но сегодня дитя щадило собственную мать и не торопило в Зеленые луга. И на том спасибо.
Ветер трепал поседевшую гриву, легко скользил по шерсти, солнце ощутимо грело спину. Было хорошо, и Натера  задремала, изредка дергая ухом во сне. Однако как следует выспаться ей не дали. Сверху прямо перед ее носом шмякнулась на землю чья-то тушка. От неожиданности кобылица резко дернула головой, мгновенно приходя в себя. Нет, волноваться не из- за чего. Это всего лишь енот. Правду несколько помятый, будто его методично сбрасывали с порядочной высоты. Похоже, пославшие его боги не раз сбрасывали тушку перед носами возлюбленных детей – Дарков. Но никто из деток не унизился до подобной подачки. И понятно почему. Несло от енота жуткой дрянью. Натера так и не успела послать хлебосольных богов куда подальше. Потому как услышала над головой шум крыльев.
Толстая ветка ближайшей к Натере сосны покачнулась. На ней ловко балансировал.… Так, сейчас ветер немного уляжется, ветки перестанут мелькать перед глазами и…
-А что в еноте? Какая-то особо жуткая отрава, - найтмар недоверчиво ткнула тушку носом. – И какой мучительной смертью он умер. Я всегда знала, что вы, Прауды, особые извращенцы.
Сухой смешок в ее мыслях. Вороная болезненно поморщилась. Ее было почти физически противно от присутствия в ее голове еще кого-то.
-Интересно, и как вы меня нашли?
- Я лишь следовал по запаху гари. В конце пути всегда оказываешься ты. – Авгур изящным движением сложил крылья. Ветер продолжал качать ветку, на которой он сидел, но Пепел, похоже, этого и вовсе не замечал. Натера некоторое время наблюдала за ним, потом снова перевела взгляд на тушку.
- Так что в еноте, вы так и не ответили.
-Болеутоляющее. Кажется. Я не знахарь, потому не берусь утверждать точно, - тут уж Натера не смогла удержать смеха. Как же, не разбирается он. На свете и вещей таких не существует, в которых не разбирался бы авгур.
- Голову можно свернуть копытом. Или разорвать шею зубами, не обязательно швырять…
- Если ты – Дарк, поднаторевший в добыче мяса. Я действовал так, как было мне удобно, - уломал, ничего не скажешь. Умеет он построить ответ так, что и прицепиться не к чему. – Ешь. Если ты нужна была бы мне мертвой. Я не стал бы самолично тратить на тебя время.
Натера еще раз обнюхала тушку. Ну, если не дышать – есть можно. Оторвала кусок и проглотила, даже не почувствовав вкуса. Выждала пару минут, на случай, если авгур все-таки соврал. Нет, не на счет яда. Но какой-нибудь гадости от его травок вполне можно ожидать. Ничего не случилось. Натера отвернула голову, набрала побольше воздуха и начала есть. Она давно уже не могла охотиться и питалась только растительной пищей. А мяса хотелось. Очень. Можно считать, что это подарок судьбы.
Авгур немного понаблюдал за ней, раскачиваясь на своей ветке. Затем спланировал вниз. Бесшумно приземлившись, он улегся неподалеку, развернувшись к Дарку спиной. Он не произнес не единого слова, пока Натера поглощала свою добычу. И даже когда она задала главный вопрос, ответил не сразу.
- Зачем вы пришли, - тишина в ответ. Только шумят сосны над их головами. Ветер дует от авгура. Запах травы и хвои. Отсутствие движения. Он заговорил, когда Натера уже знала, что он скажет.
-Попращатся, - вороная закрыла глаза. Значит этого не избежать. Сколько у нее осталось времени до наступления вечной ночи? Пепел не стал отвечать на беззвучный вопрос. Пустота, нет мыслей. Все звуки разом исчезли. Только почему-то остался ритм, мерные удары капель. Как тогда, в замке. Где все и началось.
После знатной попойки Натера так и не вернулась в клан. Все одиннадцать месяцев она жила в пещерах на нейтральных территориях, избегая всяческих контактов с кем бы то ни было. И весьма успешно. С шести месяцев начало проявлять себя маленькая тварь, поселившаяся в ее животе. Ей удалось превратить и без того нелегкое существование Натеры в сущий ад. Уже тогда, а может быть и раньше вороная поняла, что не выживет. Да, были просветы, когда отступала боль и появлялась надежда: а может все-таки? Слова авгура поставили крест на попытках обмануть саму себя.
-Неужели. Я помню, вы никогда не испытывали симпатии ко мне. С чего вдруг такая трогательная забота? – и откуда только силы берутся язвить? Прауд все-таки повернул голову. Черные, затянутые мутной пленкой глаза, которые видят все и в которых ничего не отражается. Как легко читать других и самому прятаться за этими полупрозрачными стенами.
- Зачем тебе знать? - все тот же монотонный голос без единого звука.- Считай это моим капризом, если пожелаешь. Я редко позволяю себе подобную роскошь. Не старайся. Ты не увидишь причину. Просто не сможешь. Пока. Тебе достаточно запомнить, что она есть. И я хочу слегка облегчить тебе последние дни твоей жизни.
Он снова отвернулся, безжалостно оставляя ее на растерзание собственных мыслей. Но не ушел. Все так же лежал, не шевелясь, не подавая признаков жизни, но был рядом. И Натера была безгранична благодарна ему за эту иллюзию компании. Было не так тяжело, зная, что в эту минуту ты не один.

-Ну, здравствуйте, ребятки.
Натера вздрогнула. Это еще кто? Сначала она взглянула на Пепла, но тот по- прежнему лежал к ней спиной не шевелясь. Пришел кто-то значит. И как же она не заметила? И вообще, сколько времени прошло с того момента, как она погрузилась в пучину тягостных мыслей? Подняв голову, вороная обнаружила, что солнце порядочно приблизилось к горизонту, по сравнению с его тогдашним положением. Часа два, а то и три. И неужели эта серая развалина так и не поменяла положения? Умер он, что ли?
Нет, авгур и не собирался следовать ее примеру. Дрогнули огромные крылья, чуть прираскрылись, помогая Прауду подняться. Надо сказать, встал тот весьма неуклюже, словно после попойки, покачиваясь в разные стороны. Натера хмыкнула. Не дай же боги, пришедший примет это за признак слабости. Найтмар не слишком хорошо знала авгура. Пару раз она сталкивалась с ним поручению Зеркала Тьмы. Странный тип, словно не от мира сего, не вызывал симпатии. Впрочем, молодая (по его меркам) кобылица тоже не заполучила благорасположения Пепла. Но то, что Прауд не был слабаком, Натера усвоила крепко. Тому было достаточно один раз устроить ей небольшой сеанс «промывки» разума. И как только его собратья терпят?
Раскачиваясь, как неваляшка, авгур повернулся к пришедшему. Пора и Натере полюбопытствовать, кто же это такой. Впрочем, запах его уже выдал. Дарк, жеребец. Ага, так и есть. Огромный, вороной конь. Массивные крылья сложены за спиной. Довольно необычного цвета грива и хвост – белые. Прямо под цвет глаз выбирал. Кобылица заинтересованно склонила голову набок. Жеребцы – Дарки в основном оказывались ниже ее. А этот, пожалуй, покрупнее будет. И каким ветром его суда занесло?
Пепел подошел и встал рядом с все – еще лежавшей Натерой, повернул узкую морду и вопросительно взглянув той в глаза. Он мог остаться, если кобылица пожелает, но это ему удовольствия не доставит – говорил его взгляд. Ты можешь уйти. Это всего лишь Дарк. Авгур ничего не ответил. Резко развернув крылья, он взмыл в небо. Поймав воздушный поток, он круто набирал высоту. Миг, и крошечная серая точка растворилась в голубых небесах. Натера завистливо вздохнула. Она тоже хотела летать. Но природа обделила ее крыльями. А с ней не поспоришь.
Вороная вновь перевела взгляд на Дарка. Давненько она не общалась с соплеменниками. Занимательная беседа получиться. Если она еще не разучилась говорить. С авгуром легче. Подумал – тот тебя понял. А тут языком шевелить придется.
- И вам не хворать, господин Дарк, - голос ее сорвался. Отвыкшие от речи легкие скрутил спазм кашля. Принесенная авгуром травка, похоже, не предназначалась для его лечения.

Легкие жгло огнем, но кровавая мокрота так и не появилась. Понемногу кашель утихал, и Натера смогла сосредоточиться на чем-то еще. Белогривый подошел поближе, заглядывая ей в глаза. Кобыла подняла голову, и смело встретилась с ним взглядом. Опять. Как и у авгура, в них ничего нельзя было прочесть. И как он только видит, без зрачков?
-Похоже, чувствуете Вы себе не особо хорошо, - какой он наблюдательный. Надо же, заметил. Злость на собственную судьбу готова была перекинуться на более уязвимый объект. На тело, в которое можно впиться зубами, терзать, чувствуя как кровь течет по подбородку. Не твоя кровь, чужая, горячая с пьянящим привкусом метала. На мгновенье Натере показалось, что она действительно кинется на жеребца. Но кровожадность исчезла так же внезапно, как и появилась.
- Как Вы себя чувствуете? – вновь спросил незнакомец. Похоже, ему действительно важен ответ. И от чего сегодня столько сочувствующих. Хотя нет, Пепел явно преследовал свои неведомые цели. Да и мог ли он вообще испытывать чувства?
-Неплохо. Как раз так, как надо перед путешествием в Зеленые луга. – Кобылица опустила голову и потерла ее переднюю ногу, стараясь очистить от бурых пятен. В присутствии авгура она не стеснялась собственной внешности. Серому было бы все равно. Он и как жеребец воспринимался-то с трудом. Но в компании пришедшего белогривого Натера вдруг почувствовала себя неловко из-за своей неряшливости.
-Могу я чем-то помочь? –  и откуда только такие Дарки берутся. Найтмар была уверена, что все мрачные поголовно эгоисты, готовые сожрать собственных собратьев. В принципе, и она сама могла позволить себе такое. Какая разница, что станет с твоим телом после смерти?
-Ну, разве что свернуть мне шею раньше, чем жеребенок прогрызет, наконец, мне дыру в животе. Я думаю, первый вариант менее болезненный, чем второй. – Подумав, что общаться лежа не вежливо, вороная решила встать. Она тяжело оперлась на передние, но задние разогнуть так и не смогла. Придется все-таки полежать.
-Вы не против, если я не стану подыматься? Мне тяжеловато это сделать, - кобылица извиняющее поглядела на белогривого.
-Кстати, я Алекс, - представился тот.
-Да, кстати. Вы очень кстати, как бы вы не назывались, - найтмар снова устроилась на земле. – Что ж приятно познакомиться. Я Натера.

Она благодарно улыбнулась пытавшемуся приободрить ее жеребцу. Ну почему именно сейчас судьба свела их? Пусть Натера не могла увидеть отблески эмоций в глазах Алекса, его голос выдал все. Сочувствие, стремление помочь, во что бы то ни стало. Где ты был раньше, странный Дарк? Многое тогда могло бы измениться. Возможно, они смогли бы поладить. Это был бы их жеребенок. У найтмара, наконец, появилась бы семья. Семья, которой, по сути, никогда не было у маленькой Натеры. Кобылица понуро опустила голову. Ничего не будет. Никакого света в конце тоннеля, только тьма.
Внутри живота появилась маленькая искорка. Крошечная, еще тусклая, но ее присутствие вороная сразу заметила. Глаза ее в ужасе расширились. Натера судорожно схватила ртом воздух. Как же так, ведь еще не пора! Она знала это точно. Жеребенок должен появиться дня через три. Не раньше…
Тихо, тихо, родная. Это может быть очередной спазм, вот и все. Дитя бушует, стремиться вырваться на свободу. Но время увидит ему белый свет. Что-то пошло не так, не стоит себя обманывать. Я справлюсь. Натера взглянула на жеребца. Нет, не стоит искать помощи у него. Действительно. Жеребчик, небось, жутко сентиментальный. Начну рожать – завалиться в обморок от избытка впечатлений. Нет, и сейчас ты  шутишь над другими? Я шучу над ними, так как судьба жестоко пошутила надо мной. Но я действительно не хочу, чтобы он это видел.
- Помощь… Вы предлагали помощь, - ох, если бы он знал, как тяжело отсылать его. Саму себя обрекать на одиночество. – Воды, пожалуйста, принесите мне воды.… Там ручей… есть листья кувшинки… если сможете…
Голос сорвался. Она повалилась на землю и закрыла глаза. Топот жеребца – то последнее, что она слышала перед тем, как волна боли накрыла ее.
Искорка внутри живота разгоралась. Вот она превратилась во всеобъемлющий пожар. По телу прокатилась судорога, ноги непроизвольно дергались, копыта рыли землю. А в голове металась одна мысль – рано, ведь еще рано.… Почему это случилось? Больно, как же больно. Она закричала. Вернее, ей так показалось. На самом деле – лишь слабый стон на губах, смешался с кровавой пеной. Вдруг в нос ударил тот самый противный запах енота. Травка должна унять боль? Но ведь он не сказал – унять. Облегчить. Травка, трава, что за… Ты помнишь. Сейчас, когда твое тело сочиться кровью, когда судорожно дышишь и не можешь вдохнуть, ты вспомнила. Запах. Да, он облегчил. Ускорил. Так пахнет красавка. Ведь ее нельзя есть беременным кобылам. Она вызывает роды прежде времени.
Я лишь следую по запаху гари. В конце пути всегда оказываешься ты.
- Пепел! Будь ты проклят, расчетливая тварь!
Голубые язычки побежали по поседевшей гриве. Крохотные капельки объединяются в потоки. Вспыхивает сухая хвоя. Пламя весело скачет по земле, спешит к деревьям, хочет скорее забраться по ним, обнять лес, обнять весь мир. И пусть он пылает, как пылает сейчас сердце породившей его! Пусть погибнут все, кто послужил причиной пожара!
Она слышит стук своего сердца. Бешеное трепетание в груди. Пламя в ее животе. Огонь требует свободы. Ты дала ее собственному жару, дай же и мне такую возможность. Не держи внутри, все равно не удержать. Не спастись. Отпусти. Ты всегда была свободна. Но я оставлю тебя одну. Ведь на вдвоем здесь мало места. Так ты убеждала меня, пока жила внутри. Свет. Для тебя.
Пламя бушует. Огромные сосны превратились в праздничные свечи.  Яркие, цветами они могут потягаться с закатным небом. Огонь освободился, он чувствует власть, безграничную власть отбирать жизнь, не спрашивая. Он мнит себя всесильным. И все же мнется, боится разорвать узы с породившей его. Она уже не дышит. Красные искорки так красиво пляшут в остекленевших глазах. Огонь тянется к матери, пытается погладить бывшую некогда черной гриву, но все отдергивает язычки- руки. Наконец он решается. Оранжевые объятья  новорожденного смыкаются вокруг ее шей. Его мама уже с ним, но ему так хочется поиграть с сестрой. Она мокрая. Черная. Неправильная. Пламя пляшет вокруг нее, пытаясь завлечь сестру в свою игру. Но та не откликается. И огонь теряет к ней интерес.
Жеребенок. Пламя защитило его от внешнего мира непреодолимой стеной. Пока ему ничего не угрожает. Но он пришел в мир раньше срока. Пустая оболочка, в которую может вселиться любая душа. Всемогущий брат не трогает его. В этом нет нужды. Однажды она сама придет к нему, как приходят все найтмары. И он обнимет ее, как обнял ее мать. И уже не отпустит. Но это случиться нескоро. Свет. Для тебя.