Пересмешник, Дарк, 1.5 года.
>>Начало игры<<

Огонь согревал, огонь обещал наказать этих проклятых шутников из рода Дарков. Будь Смех сильнее, солиднее, он сам бы намылил им холки, но, увы, он не знал даже их имён. Все жеребцы из этого клана были похожи друг на друга: какие-то гладкие, смазливые, держащиеся стаями как шакалы и как шакалы нападающие на всё, что движется. Но Смех поклялся. Вырастет - и станет самым опасным одиночкой в мире и за его окраинами, его имя имя будет греметь по...
Пока гремело не его имя, а его крик. Смех, замечтавшись, не уследил за переплетениями подвесных мостов и пробил головой доски. Башка засела прочно, опилки и щепки вонзились в шкуру, а крылья обвисли. Выдерну голову - не успею поймать крыльями ветер, они у меня ого-го какие маленькие... - думал пленник собственной невнимательности и по-собачьи поскуливал. - А так придётся висеть, пока усталость не разлучит меня и мою голову.
Шея выдерживала вес тела - вес маленький, даже очень по сравнению с остальными бегимо.... Дарками из клана, к тому же, Пересмешник уцепился копытом за мост, а другая нога запуталась в канатах, которые болтались тут разорванными очень и очень долго. Если так пойдёт и дальше, то скоро жеребёнок и сам превратится в канат.
Или в шашлык - лава и огонь в замке нагнетали нестерпимый жар, и вот-вот раскрытые двери должны выплюнуть порцию испепеляющего пламени.

С тоски Пересмешник принялся легонько раскачиваться. У этого действия было двойное дно: не так скучно, перед глазами вертится потолок, пол, стены, всякая красотища на демона-любителя, а с другой стороны жеребёнок надеялся, что голова выскользнет-таки из злополучного отверстия в досках. Надежда придавала сил, и Смех начал даже подёргивать крыльями в такт какой-то одному ему известной песенке с прилипчивым мотивчиком.
- С деревьев листья облетают... ля ля ля ля ля, с отрубленной ногой...
Заткнулся он, когда внизу стукнули копыта. Звук, конечно, терялся среди кипящей лавы и шелеста огня, но Смех расслышал. И, чтобы удостовериться, что это не смерть в обличье лошади явилась за ним, неловко обернулся. Маятник его тела утратил управляемость, двинулся по инерции не взад-вперёд, как раньше "приказывал" ему Смех, а по овальной траектории, крутясь волчком и сильнее запутываясь в верёвках. Верёвки перетянули вены, и передние ноги начали наливаться колкой тяжестью.
Силясь разглядеть новоприбывшего, Смех косил глазом, отчего и так выпуклые глаза вылезли из орбит и заболели, разум жил в ожидании... чего? Спасения? Новой надежды? Смерти? Но нет, Пересмешник и в этой ситуации нашёл сарказм и, когда над ухом раздалось: Какое необычное положение для своего тела Вы выбрали. ответил ломким юношеским голоском:
- Кости замёрзли, отогреть решил, - произнёс он и нахохлился, насколько ему позволяло положение. - Разогревает связки, да-да.
Резкий голос отразился от стен, и эхо пугливой птицей заполнило холл храма.

Отредактировано Пересмешник (Среда, 15 сентября, 2010г. 22:24)

Ну что, отогрел свои кости? Может, пора вернуться в обычное положение? Что ж, логичное, очень логичное предложение. Только вот Пересмешнику было легче на ушах через горы пропрыгать, гранит сгрызть или обвязать хвост шарфом вокруг шеи, но только не последовать чьему-либо совету, даже завуалированному. Это недостойно взрослого жеребца, других слушают только маменькины сынки... Главное, от незнакомки возраст скрыть!
- Неужели ты не знаешь, для чего был построен этот храм? - тонко спросил Смех и рывками начал выдёргивать застрявшую ногу.
Замолчал ненадолго; сие действие требовало усилий. Продолжил, не дожидаясь ответа:
- Чтобы Дарки узнали, кто они на самом деле. Только Дарки, этому мясу, Праудам, такого не доступно! - и чего паренёк разговорился? видать, слишком много нарассказывали ему страшных историй стригуны-насмешники из клана.  - Входишь - и...
Что за "и" он не договорил: от верчения, кручения, рывков и маятникообразных движений старый мост рассыпался чуть ли не в прах, и Смех полетел вниз, путаясь в верёвках... до пола, до прожорливой лавы оставалось всего ничего...
Петля затянулась на клыкастом выступе стены, и Смеха рвануло вверх. Он ударился спиной о шершавую поверхность, ободрав шкуру и ушибив крылья, и повис так - в двух метрах над землёй.

Висишь? Ну виси, виси...  - с лёгкой улыбкой произнесла кобыла, а Смех покачивался, точно в такт этим словам: виси-виси... виси-виси... В так же поскрипывала верёвка, шуршали по шершавой стене перья, дышала незнакомка рядом... Жеребёнок почти уже заснул - от усталости, от обиды, от... от чего?
Смех вскинулся, рванул верёвку зубами. Верёвка размочалилась, от её плетёного тела отделились волокна. Будь Смех в более удачном положении, он бы разодрал её когтями, но не сейчас. Неудобно. В конце концов его прорвало.
- Ты... ты сюда пришла поострить, да? - голом обиженной малолетки спросил Смех.
В носу стало мокро и неприятно. Забыв, что он висит вниз головой, Пересмешник выдул противную влагу из ноздрей - и морду заляпал мутноватый пузырь с белыми червячками со... кхм, внутренних выделений.
Ему не быть Дарком. Огонь пожрёт его, как и жеребцов, пришедших сюда до него. Оставит на память только обгоревший, треснутый от жары и сухости скелет, а другие станут гадать - как их, мёртвых, звали? кем они были? и, может, стоит повернуть обратно, пока не поздно?
И добавил, совсем уже тихо:
- Разгрызи верёвки, а?

Перекусить, говоришь? Только жеребёнок хотел поддакнуть или хотя бы кивнуть, как кобыла перерезала верёвку зубами точно лезвиями, и тут уж начался полёт. Такое ощущение возникает во сне, когда из-под ног вытягивают почву и ты падаешь, беспомощный, жалкий, парализованный страхом и невозможностью развернуть крылья - их нет, они отсохли, а ты всего лишь обычная лошадь...
Смех лошадью не был. Зато у него были крылья; едва верёвка завитками обняла воздух у него над головой, а другим концом стегнула по ноге, путы ослабли, и если поднапрячь мышцы, действовать быстро, но можно освободиться. Быстро не получилось; незнакомка подстраховала жеребёнка, и верёвка натянулась жгутом, готовая вот-вот лопнуть. Смех перевёл дух. Пара мгновений ужаса, от которого просохли даже сопли в носу, и...
Что - и? Лопнула верёвка. Жеребёнок с воплем приложился телом о мраморный пол, в полуметре от желоба с лавой. О этого унижения, от вынужденной помощи, от свидетеля, от собственной незначимости и беспомощности - Пересмешник решил, что никакая лава его не испугает; пусть она сожжёт его до костей и выплюнет где-нибудь в коридорах, которые никогда не видели света, но жеребёнок докажет, что он - истинный Дарк, и его будут бояться, о да, будут...
Лава задумчиво булькнула, и ухо прижгло рыжей каплей.

ОФФ: маленький пост, знаю; настроение не то...

Сматываемся! Хотелось сказать: не истеричь; язык не повернулся - Смех, аки собака, тёрся головой о стену, пытаясь соскрести тёмный комок застывшей лавы. Лава царапалась, сдирала с уха мясо с кровью, и Смех тоскливо скулил. Как  он не был похож на того благородного, всемогущего Дарка, которым мнил себя в грёзах; Дарка, перед которым расступаются моря, а леса сами ложатся к его ногам, образуя мост!..
- Нет уж, дудки! - окрысился Смех, шипя и ругаясь сквозь зубы. - Не зря я сюда летел!
Пересмешник махнул затёкшими крыльями; раз, другой - кости целы, суставы двигаются свободно, вот только побаливает чуть чуть, словно связки внутри готовы вот-вот разорваться. Жеребёнок сложил крылья на спине от греха подальше. Всё равно не полетать в храме - Дарки из клана сказали ему, что летать здесь - малодушие, недостойное истинного Дарка и нужно пройти весь путь из коридоров, галерей, озёр и рек на ногах. Ножками, ножками - как говорит один едкий по натуре стригун. Едкий, как яд.
Пересмешник всё-таки заколебался. Она - эта незнакомка с повадками дикой кошки, спасла его от смерти на огне, а он что?.. Возьмёт да уйдёт?
Лава булькала в метре от жеребёнка. Если оступиться и упасть в такую гущу - умрёшь. А озёра-реки не просто вода в углублении на полу, это тонны и тонны расплавленной магмы, всепожирающей, всеубивающей. От этой мысли Смеху сделалось тошно; Смех дрогнул как молодой солдат под натиском врага.

Тело так ныло после злоключения, сгибы крыльев распухли от хлынувшей в них крови, шкуру покалывало жаром и тысячами песчинок. А зачем идти сейчас?.. Смех молод, слишком молод; даже мал. По мнению Праудов ему бы сидеть не высовываясь в пещерах, слушать россказни стариков и внимать их старческому ск... мудрости, помогать мамкам воспитывать малышей... Какая трогательная идиллия, но есть одно НО: Смех не Прауд, и у него нет младших братьев и сестрёнок, с которыми он мог бы возиться.
- Давай... - начал Смех, и слова вылетели из головы.
То, чего он так опасался, пришло: в зёве храма что-то медленно, мощно ворочалось, от чего дрожали стены и поднялся гул. Лава бурлила в желобах пуще прежнего, точно приветствуя то неведомое, что рвалось наружу из глубин земли. Забряцали, заплясали на полу скелеты; оскаленные морды на стенах извергли из себя потоки лавы, едва не накрывая ими Дарков; закачались, застонали под потолком своды, а с крыши обвалилась статуя - она лежала на боку, неловко подвернув сломанное, отколовшееся от тела крыло, и смотрела пустыми глазами цвета старого гранита.
Смех присел на зад и истерично завизжал, перебирал тонкими ногами и точно пытался смахнуть проклятое наваждение. Но то было не наваждение - статуя действительно лежала поперёк единственного выхода, и наружу можно проскочить, лишь поборов страх. А у Смеха и так поджилки трясутся.
- БЕЖИМ!!! - с надсадным воплем жеребёнок ломанулся к выходу.

Всё так же вопя, Смех всем своим весом врезался в кобылицу. Будь жеребчик повыше и поувесистей, давно бы поднялся и зайцем сиганул наружу, но он лежал теперь, запутавшись в своих и чужих ногах. В такие моменты жизни всегда хочется какого-то чуда, потому что понимаешь, что нет никакого второго дыхания, адреналина и предсмертной силы, о которых старики говорят на каждом углу. Но, проклятье, как же хочется чуда!
Желобы в полу глубоки, ох и глубоки; лава не переполнит их, тем более, что пол наклонён. Храм строили в кратере вулкана, что поделаешь - архитектура. Однако теперь эта архитектура спасала две жизни, что барахтались на полу.
Головы зверей на стенах скалили пасти, как живые, лава в них бурлила и клокочущим потоком хлестала на пол. Лава застывает быстро... Почему же пол чистый? - совсем некстати подумалось жеребёнку, и, как ни странно, эта-то мысль и придела сил: Смех рванулся - и услышал хруст, подобный тому, когда ломают толстую доску. Смех приготовился заорать от боли, но боли не было - это он, дурень, сломал доску. Доску, а не кость.
Пересмешник протиснулся между статуей и был таков - только хвост мелькнул.

>>Тёмный лес

Отредактировано Пересмешник (Понедельник, 27 сентября, 2010г. 19:31)

Холмы--->
Потемнело. "должно быть, я падаю в ущелье, где моя жизнь приобретает исход летальный..."    -размышлял Ансеп. Иногда его плечи касались земли, и он чувствовал, что ущелье сужается. Ему пришлось вытянуться в струнку.  Вдруг он погрузился в леденящий холод, пронзающий насквозь. Он обволакивал постепенно -  вначале задние ноги, живот и спину, передние ноги и голову. Дыхание перехватило, легкие отказывались работать. Конечности немели. Ансеп храбро попытался вынырнуть из этого мрака, и как только голова его почувствовала тепло, он широко открыл глаза и глубоко вдохнул. Первое, что увидел конь, оказалась каменная плита. Не чувствуя сам себя он запрыгнул на плиту и осмотрелся. Под плитой, там, где чуть не утонул Ансеп, было  подземное озеро. Ансеп огляделся. Теперь он находился в большой зале выложенной из каменных плит. "похоже, это осталось от древних цивилизаций."- подумал он. В воздухе витал запах копоти, он исходил от множества факелов, удивительным образом не потухших. Стены поросли мхом и травой, покрылись грибками от сырости. Но как Ансеп не старался, нигде не было и намека на дверь. Где-то в углу валялись какие-то каменные развалины, но они плохо освещались. Конь подошел к факелу и взял его за жердь в зубы. Горящая древесина с треском освещала дорогу, пока Ансеп шел к развалинам. "Возможно, это развалины какой - то двери, или прохода. Может быть его завалило." Он установил факел в щель между камнями, а сам попробовал отодвинуть булыжники и доски. Но успел лишь Ансеп слегка сдвинуть предмет, как под ним образовалась пустота, и конь безропотно в нее провалился. "да что за напасть!"-злобно выкрикнул Ансеп, оказавшись на каменном полу. Слабый свет из залы еле-еле просачивался сквозь люк, в который угадил Ансеп. Желтое свечение освещало узкие стены из кафеля и растворялось во тьме, куда уходил тоннель. "похоже,  это подземный ход!"- конь отряхнул с тебя осевшую пыль. Он поднялся, и на ощупь, медленно и осторожно стал пробираться вперед во мраке. Пахло сыростью, воздух сгущался и холодел. Теперь люк остался далеко позади и свет давно был потерян из виду. "какой же я дурак! Надо было взять с собой факел. Несколько добрых одиноких часов он пробирался но тоннелю и надежда выбраться угасала. Вскоре у него появилось  ощущение нового запаха- этакая смесь переспелых яблок и кошеной травы. Примешался запах навоза. Он все сгущался и сгущался, и дышать стало совершенно невозможно. Ансеп задыхался, спертый запах давил на горло, темнота давила на глаза. В коридоре стало чувствоваться едва ощутимое присутствие. Легкое свечение исходило от существа, оно слегка рычало и от него нещадно разило вонью. Когда свет стал яркий, и осветил часть тоннеля, конь отшатнулся- перед ним стояло чудовище, оно было страшно и ужасно. Ансеп не хотел его разбудить, от напряжения выступила капелька пота. Он шел настолько тихо, насколько ему позволяли копыта, но все равно...низкий раскатистый голос, исходивший из трахеи львино-свиньи-мутанта, отражался от миллиона каменных плит, из которых состоял ход, и наваливался громом на Ансепа: "стой!"